загустевший
тёмно-зеленый лес
подрастрепавшиеся тени
раскаменевших непомерных врат
сидящий ходод в рукаве и слегка прозрачные
благоухающие звери
с сиянием и льдом комет в глазах

чарующая песнь хмельного шелеста
кое-где умытых в черный ожидание неразглядевших листьев

палитра мнимой власти мысли
отрёченность
возвышенности





в крадущемся порыве отражается
ещё горячее
бабушкино
варенье

земляничные (а может и иные) грёзы
большие залитые солнцем или чем то вроде
пространства в памяти затёртые пространства ощущений
пола деревянного
футуристических построек
и запаха
загустевания

кружатся мотыльки на сумрачном балу горячей лампы
и растекается
чуть сладкий
чуть жужжащий вечер
в одном из снов мы встретимся и тот час же очнемся



вместе

вереск
уворотливые горы
венок сухой
из любимых
цветов мироздания
широкая дорога
запах привокзальных зданий
полные ладони града (полные щеки искрящегося льда)
[ ]
однажды
ты засмеёшься
и обернешь
вокруг меня
огромный
непомерный шарф
и я пойму
чего ждала
зима

знаешь (ты многое знаешь)
техногенные лица слогов
моих строк (без тебя) увядают
(хоть) я прежде
о Вас
не писал (или писал когда
в центр всего
ставил мечтательность)
шум океана штурмует поля васильков
тень пера твоего
над чёрной бумагой знает
бумага не пристань для нас
все признания станут игрой что мы прежде еще не познали
нам многое ведомо
право
но у каждой ночи есть псевдоминуты псевдослогов
минуты закончились
а снежные шапки домов
размечтались забыв о тоске первозданной
поезд (гудок)
стук колёс (мы не знаем)
шум моря (проспали)
и вновь
мы увидим друг друга в первый трепетный раз (не второй)
и замрём
зная что знаем
и строк отражения робких
в совмещенных ладонях

ноктюрн

отыграют

ресницы
дуновения
снежинки
непроходимые
непроходимо мнимые рощи клубники
вагон лапшичная

бескрайнее поле
теплое одеяло

—

упасть утонуть
в траве
как трамвай скрыться навеки в пении
в знамении летнего
птиц с окраины

витражные окна
молодой дубравы
огромные белокаменные здания
ты (да)
оденешь меня
в
(серебро)
свежесть
и когда я (умру)
увижу твоё лёгкое свечение скользнувшее в тёмные воды
ощущение отречения
исчезнет
(месяц)

тосковальный паровоз
плавится
в печи кармана

зачем — ясно

подскользнувшись на ступеньке, но в последний момент вцепившись в стёртую ручку двери, она влетела в белый полумрак — следом облако мелких снежинок, сверкая, наполнило спящий нартекс. ощущая легкое сияние, она в последнюю очередь могла подумать, что может стать и становится его частью. становиться частью чего-либо внешнего так утомительно и безрассудно. так нелепо становиться частью чего-либо.
вдох - выдох - вдох — выдох
- и ищящные шаги миниатюрных сапожек зазвенели по исполненной самолюбования и самозабвения лестнице.
белое
слепое солнце играло в потёртых витражах, и чем выше взбиралась она, тем более становилось видно смущение разноцветных стекеольных зайчиков, попадающих на лик Христа.
сонный, порядочно пыльный орган ждал её, а белые своды чуть слышным эхом отражали прерывистое дыхание.
шаги замерли — вместе с ними и пыль, что ранее пыталась, подражая снежинкам, выписывать в опустошенном воздухе букву сияния.

морозный туман
лучи пробивающиеся сквозь толстые стёкла мастерской
пустой холст
пустые столы
где-то за стеллажами обитает
дышит неслышно
тайна
скомканная бумага
скрип снега
тонки пальцы
исходящий из ниоткуда
тёплый шёпот органа

она вдыхала остывший воздух церкви.
нотки сырости. нотки печали. ей хотелось создавать песни странствий, песни, что некогда звучали в головах, давно забытых в веках. она не знала, а впрочем, никто не знал, как начинаются и как заканчиваются такие песни.

интересно, как начинал Иисус свои проповеди? кто-то определённо видел в них мелодии, песни чего-то гораздо более древнего, чем стены и своды безликих храмов


откуда-то заиграл аккордеон

— Марта !

она вздрогнула и сразу обернулась. тишина хотела бы снова стать единственным наполнением этого пространства, но запах горячего штруделя и неловкие взгляды заполнили собою всю видимую и невидимую вселенную. казалось, весь космос сжался до штруделя, органа и взглядов. солнце, вновь вынырнувшее из облаков, сделало глаза их невероятно светлыми.
где же снег? где пыль, где осознание неисчерпаемой тверди забвений?

— ты я я не ожидала
посмотри-ка, весь в снежинках!

и стряхивая исчезающие снежинки с пальто, Марта, казалось была уже далеко-далеко — в пряном, мерцающем июне. вновь звуки аккордеона стали заполнять комнаты в её фантазиях, а запах штруделя, перемешиваясь со слегка винным, слегка цветочным запахом его парфюма, укутал её с головы до ног тёплым и чуть сонным шарфом.

вечерний
теплоход
в руках держать холодный чуть солёный ветер
огни
осколки
уличных оков
коробка с ночью кроется в руках
в карманах
персики
в карманах пепел сумрачных садов

под половицами
в щитке
сияют вьются черви
в глазах мерцает
дрожь

тление
птиц
звуки откровения
глаза открывающиеся
трепещущие
рука
за рукой
за спиной
сторожат холод
полотна ночи
маленькое остывающее окошко вдалеке пророчит
пароксизмы солнца
пароксизмы
проверенных методик
тления
кто
в подвале с отглядевшими своё
верил
во вселенское
кто искал на пепелищах больших дворцов
осколки хрусталя
где-то плавились темные многоэтажные города
за иссохшими руками
гнались сновидений кортежи
им ли не знать
где рады
немилосердному пламени

где рады
летящему вниз кресту
летящему вниз облаку пыли
летящему вниз
божественному
началу
граду холодного пота
окоченению взгляда
запаха
мироздания
рук

по винтовым лестницам
струились шёлковые платья
ленты
стук
стук сапога
по брусчатке
шелест пыли с пепла по отсыревшему паркету
взрыв не то стекла
не то зрачка
пение
соловья
тонущего в кустах сирени
в цветах
в сладостном запахе
в силуэтах луны
в силуэтах
осознания
тьмы

труба
за трубой
звук саксофона во сне
пар из труб
дрожь
коробочный рельсовый холодный
из окон уют

эй слуги
голубоватого
чёрной плиты огня
отстучите по столу ритмы
летящих мимо заваренных картами и плавленым чаем вагонов
едущих мимо засыпающих машин

в чашке
в подстаканнике
в стакане
я увидел
как тлеют окна в забытых деревнях
в густых кораблях
отчерневших баржах
как тлеет заря
в глазах
что в выцветшей фотографии
в кошельке
или истрепаной обложке паспорта

обледенелые подъезды
крохи тумана
где-то там труба зовёт
зовёт труба

без ритма
или с ритмом
по мокрой мостовой бежали легкие полуботинки хрупкий зонт ломился под догоняющим
и таким мечтательным ветром
скрипнула и сквозь мнгновение тихо хлопнула дверь булочной
плотные брызги дождя
словно желая тоже оказаться внутри
ударились в старое и сполна потертое стекло двери

— ну и дела..!

Нева
с полной уверенностью в своем вчера облизнула засыпающие гранитные пределы
узкая осунувшаяся комнатушка слегка подсмотрев за этим через дребезжащие самую малость стекла задумалась совсем о другом
деревянные
одеревенелые мазаные перемазанные перекрытия этажей неуверенно поскрипывали
им вторил
некогда
паркет слегка пыльный слегка натертый до блеска
сейчас же он молчал
но старых дымоходах и лестничных пролетах исправно дудел ветер
пытаясь
подражать
себе же прежнему
себе
который в этих дымоходах становился вдохновением словом и мазком кому то
полноправному или хотя бы
узнаваемому мостовыми
но сейчас не в пору
от ветра добра не жди ?

сполна остывшие руки отогревались теплом желтеющей лампочки
запахи
что до того
сквозь стены моросящего дождя и куски тумана
казались
пыткой
теперь были самым вопящим отражением реальности
и ценности
дождя ценности слегка промокшей обуви и испытавшего многое зонта
но абсолютно сухих
всё ещё трепетно прижатых к груди
набросков


по мостовой
неустанно мчались не то автомобили не то повозки
кареты сменялись проржавевшими до ездока велосипедами
а Kirchen
Всё стояли
и взирали на то как изнашиваются пальто и стекленеют глаза летящих и летящих мимо
стояли
молчаливые
хотя порой и утопающие в сумрачных но таких же туманных как эти улицы
звуках слегка охрипшего органа
за этими звуками
за стенами серыми и всеми прочими
отсыревший крошечный двор
полный взглядов многолетних оконных рам
хрипло вдыхал через арку
те огрызки ветра что не вместились в дымоходы чердаки и подвалы

в очередную секунду в арку прошмыгнули легкие шаги
дождь отступил на время
но наброски все той же уверенной
хоть и хрупкой хваткой
были надежно защищены от посторонних посягательств

отравители
тешатся
колени камня
собранные воедино дверцы

только благодать
только
разделение
вершина башни знает что означают
дуновения

мы
не рождались рука об руку
наши творения
арки
узоры на бумажных платьях
стеклянные замки
снег вокруг них
и

— вы кого то ждёте ?
- да
— вы не подскажете
здесь
будет музыка?
- не будет

хватка набросков слегка
ослабла
или утратила прежнюю пламенность

- она уже есть
— где же?

музыки и правда не было
гул ветра охватывающий верхние этажи укутался в новые арки новых дворов оставив дворик в пустеющей тишине
Нева плескалась
таяли двери
вечер
заставлял огни зажигаться

деланное молчание заставило её усомниться и в услушанной лирике
— ваши строки
они
не по погоде
- играй тут музыка
стали бы они иными?
— они бы ничем стали

музыке не нужны строки
иначе бы каждый дымоход
забился бы от букв
каждая стена ломких отсыревших дворов
сжимала бы пространство внутри себя с невыносимой скоростью

дождь продолжился
уютный но и без того мокрый плащ с упрятанными набросками шмыгнул за дверь
Нева
самую малость
и без особого ритма
в тумане
попыталась потянуться
за ней

кирпич
еще еще
еще
полнится фабрика
кирпичами
дымом
снами
а мимо всё проезжают дверцы
таскают друг друга за волосы
оловянные солдатики
и ровным строем
лужи лужи лужи лужи
лужи лужи лужи лужи

здравствуй, структура,
и прощай

мы здесь порядком размечтались
в своих картонных облаках
мы здесь
порядком
узнали
что значит пламенность и грузное бытие фонарных терзаний
как быстро летают
автомобили
вдоль заборов и оконных рам
и ночь считает
здесь позволительно
уже
взлететь и нам

клавиша за клавишей
клавиша за клавишей
остатки загустевающего дыма
запах замши запах виски
запах слегка подсушенной полыни
томятся но не ломятся столы
где-то сверху уже
стало быть
должна появляться рябина

а мы сидим
построив из книг и пылинок пансион
где-то
поодаль хлопочут рыбки и пишутся стихи
из труб где давно поселился ветер
слышится возня девиантных птиц
ах этот сумрак
ах этот сказочный камин уже почти остывший
клавиши
прыгают
прыгают
прыгают
ах эти безлунные
глаза твои

глоток
структурных элементов
листья листья валятся в глаза
какой-то ветра обломок
затерялся упрятался в твоих волосах
пускай
пускай

как тепло горит фонарь
как тепло вертится похрипывая пластинка
и мурлычет колыбельную
а может
а может что-то и про любовь
сколько на ней всего начертано
в сонности
и нежности рук твоих
да глаз размазанной луны
ни одной мелодии
уже
не разберешь

сны таяли
скрывались в подворотнях
слепое солнышко брезгливо ползало по обветшалым крышам
хворые витрины отражали хлопающие двери машин
все
все вокруг
все
казалось
что-то знали и запах из пекарни в загустевшем воздухе становился все слабее
побежать бы за ним
побежать по отсыревшим улицам
а вокруг ни души
ни пекарни ни тени
и лишь блики механической луны в глазах родных
напоминали
о космосе

как неуютно водой растрескиваются окна
как размеренно и тихо плавится под солнца и луны лучами отшлифованный паркет

собрать бы сотни улиц
в один маленький комок
сжать перемолоть
плотно размешать
и сделать
на руку белую Её
всеобъемлющий браслет

меж ночных дорожек
меж тропинок наший дней
блуждает пара
павших
кораблей
плывут они из края
где Луна в дворцах темна
где звезды тают в пламенных глазах

в том краю
все окна
сверкают в витражах бездонных
а за ними
сцена
в мраморных свечах
на сцене сотни фавнов
играют в сказку блажи странствий
и танцуют сонно
право лишь для нас

шум кораблей
пустых и праведных
кому
кому они теперь
осуждены показывать
тени сладких врат

без чувств и снов
без песни выбора
без
масок
триединого
заполнят всласть безликие
флаконы всех начал

но поворот
луны не станет нас скрывать
и тени
близкого
конца
обрушатся
как власть

но кто не слеп в подвалах?

пусть утро
покрывалом
обнимет прочно тайны
переулков из песочных городов
да темными лучами
в каналах обветшалых
прольет
зеленый
памятный
покой


тают блики в лужах
тают улицы в глазах
из окон тёплых
веет тишина

густой вагон
шатнулся
обледенел туннель
и мгла
стекала с крыш
в робеющий туман

но пусть умчится напрочь
печаль о сказке сказок
печаль о неспасённых кем-то
облаках
коль в волосах ещё играют
лучи седой луны бескрайней
морей просторы впредь
не оставят нас

в иссушенный фонтан яро вторгся отряд
основателей тени
в полусонный колоннах затеплились трещины
гул разбитного мотора
увековачился пением
в грязных ушах
организмов
жаждущих грязной
прокаженной воды
оловянное солнце
меч оловянный
оловянное знамя
но столь погано мясная
откровенная тьма

пусть затвердевшая кровь
в половицах
сгниет
пусть обмякшая боль
станет небом в глазах
загляни в дверь и твердь
сырой
родной
обезличенной комнаты
там впредь упрямо тлеют
не до конца покорённых тела

по паркетом умощенному полу
кто-то гулко идет
сеет персиков запах и черного моря
сеет желание
видеть
потускневшего солнца жадный восход
видеть холод рук
осознавать его горечь
чувствовать шёпот пляски и смрадный песок
пусть песни живые уверенно смолкнут
и в пыль разлетится
ржавый
немой
но опять же знакомый
густой теплоход
луна в отражении
не откроет
ни чувств ни времени
фонтан обернётся ложным пустым знамением

кого же найдет мячик в колодце?

а кто раздавил пластиковый глупый звездолёт?

кого заживо утопят в каморке полной устарешвей похоти и актуальной копоти?

заглушить механизмами всех глубоководных
исследовать ночь на знание огней городов
свернуться калачиком
на руках у детерминированной воли
и забыть на секунду
что значит
сон


черный крест на груди
покажи мне что значит
принятие
каждой доски
сгнивших дворцов
покажи мне
белые ночи
отчий дом
теплый салон автомобиля
полного цветов
покажи лицо
любимых облаков Её

_
падает солнце
в чае холодном
твой робкий голос перетекает в шум моря
кружатся звезды
падают
ветер дует по краю чая
уносит пламя застывшее на губах —
оно ничто — ведь мы его не знали

голоса предрассветных птиц не затихают
да
пожалуй
они нас мечтательнее

_
— что-ж, стало быть, приметились.. шёпот, стало быть, всё еще в цене?
_

мир лицезрел
столбы веков прохладных
дым фабрик опустевших разъедал глаза
близ с моря
обволакивал
нещадно
и вдоль витрин смотрели стадные глаза
с охотой
верно
томной и печальной
стекали капли с шестерней больший
часы на площади стучали и стояли
и лакомился холод каруселью крыш

пустая лавка
на колени пала
долой прогнав картонных голубей
она не знала
чья рука в моей в сих городских палатах
чьих робких губ сладка израненая тень
в порту гудит нагруженый
сожженным в прах углём
корабль
и льётся меж домов из слов щербет
пусты дороги пусть поскорей возьмёт их снег

и персиков фонтан пробьется из подоконника какой-то хижины
какой-то хижины что вся в деревьях
и качелях
и цветах

теперь
ответь
в руке сжимая сказку сказок
нам нужно большего?

пожалуй, нет.

сладкие цепочки с позолотой
хрупки комочки рассоединенной лжи
здравствуй, утро комсомольское !
позволь коснуться небу крыш

какая занятная лужа

видите ли
она наполненна чем-то густым и далеким
далеким от фотоальбомов в нашем шкафу
на столе рассоединенный сервиз бдит уныние
да и мы ему не перечим
— сонные стол и шкаф сполна узнали проклятий

из окна
лужу видно частично
и хватит

комсомольское утро?
здравствуй.

ползают оловянные офицеры под пыльной кроватью
собрать бы их
да холодно там
стало быть

что, до сих пор нет неба на крышах?
куда следует теперь позвонить бы
да не стоит электроэнергию тратить
нам сегодня еще
— новый
блистательный чайник с водою ставить ведь гости придут
на лужу с оконца смотреть
на дождя ручьи что по стенам бегут


хм, кто ходит в гости
намеренно
в комсомольское утро
тот очевидно
мудр.

опять вагон
опять стремление смотреть сквозь пальцы на придуманный беспечный дождь
умолкнут колёса
двери авто увядающий хлопок
куда торопит ночь сознание

ламп жужжание
что оставалось вроде бы
где-далеко
в полусонном прошлом
вернулось в ладони
туманного неба кусочком
капли
капли рожденные крышей находили убежище в пожелтевших страницах
находили
осознание всевышнего и познание несбыточного
не правда ли
прощание мечтательнее
чем обнаружение фатального бессилия
а скрип двери
ставший уже чрезмерно романтизированной дешевой лирикой
лишился своего
собственного имени
капли
капли встречали снова
гул моторов лишенных водителей
гул улиц
лишенных ощущения памяти
куда торопит ночь сознание

куда улетают мысли об исполненной снов многогранности когда вагон утопает в ненужности стука колёс
двери авто увядающий хлопок
стук шагов по брусчатке и пальцы уже невидимые глазу
бесполезное животное животное очищающее шваброй половицы
пока их хруст и признания разносятся по залам пропитанным навязчивым запахом звезды и знамени
и хвостиком оторванной цикличности вперемешку с банальностью
и как вагонам не стать праздником
куда торопит ночь сознание


в обезжизненном озере тихо плавает бумажный кораблик
затопите его палкой
скорей затопите

письма
письма туда
это неправильно

пишу письмо
без края и даты
ты его не прочитаешь
и это
наверное правильно

мы нашли друг друга в панельках
фонари разбитые беспечно мечтали
а новые ждали кирпича искупления
дрожь пробирала
боролась с пламенем белым
а грязный снег
все лежал и не таял
эти улицы полюбили его
за черную нежность
за обличение бескрайнего страха
страха
что родом из детства
страха
наедине остаться
с железобетоном
раскладным диваном и поеденной молью одеждой
и не было времени там
где страх исчезал на мгновенье
стояли бесшумно дома
блуждала меж них наша вера

вера в любовь без отчаяния
в краску подъездов без запаха
в солнце что б хоть иногда согревало как раньше
снег шел замирая
пели синицы
цветы распускались и опадали
а руки все стыли
с балконов пустых летели укоры немые
за счастье без имени
за землю что падала вниз
на доски где-то поодаль
и сон накрывал вуалью ничтожной
пустели скамейки до гнили
и разные окна смотрели безмолвно
оставаясь навечно
чужими

слова
чёрточки
падали в пропасть
они и не помнили
для кого и что значили
зима начинается
в позолоченном мае
мы ее
уже не застанем
и это
наверное правильно

прочти мне на ночь
священного писания
хоть пару строк
истлеют прахом
и дни и ночи наши длинные
так пусть виновен
в этом будет
бог

/ мечта /

туман прожжён
насквозь
отрядами
             огней
гниёт старинный
сгоревший деревянный дом
безмолвно молится
                               земле
мотора шум
   шум радио
      глухие отзвуки
                      дождя
куда
куда их призраки
                   направлены
когда домов мелодия
чиста

кирпич
плакат
и яркость лужи
      вновь
встревожат радиоканал
несутся вдоль сухих берёз обломки душ
томятся пастбища
болеют танки
                 а ночь
по-прежнему
        как и любовь — весенняя страна
и шёпот тьмы над головой и моря тьма в ушах и в фотографиях
                                 пожар
где-то
под столом
картина что уже во век не быть подаренной
там же лампа без стекла
и
картонный замок
черный или бежевый
                               ему неведомо
в его стенах
не холодно жильцу
и цел кирпич у основания
быть может там накрыли стол
                  персики вино тирамису
                                   вода ручьев хрустальных
а быть может
пустота

и фотография размокла в луже и встречает лик Твой сонный лишь свет беспечных полуночных фар

пусть тысячи умрут
пусть тысяч сотни
пусть

спокойна будет ночь
и имя будет ей
Весна

и может быть в тумане на берегу
бескрайнего
последнего из допустимых мыслью
океана
Ты пробежишь в простом и легком платье
и позовешь с собой
на поиски
большого
огромного картонного заката

и маяка слепой огонь
туман прожжёт
на этот раз
до тла

_
холодное утро
прославленное
вершит свой суд
над человечностью и страстью
печаль хранить
великая стезя
да чиркнет спичек коробок и
зарезвится чай
дверь хлопнет приглушенно
вдалеке затеплится
уже наполненный ничем трамвай
на миг потухнет неоновая вывеска
Мотель
где ты теперь
где ты теперь

где ты теперь, мечта?

за боязнью незначительным событием в настоящем создать иную реальность в будущем,
сознание упрятало непрерывное создание сотен таковых реальностей в прошлом;

в самом деле, не так и страшно расхождение воображения с грядущей действительностью, как расхождение прошедший действительности с беспрерывной цепью воспоминаний воспоминаний

разве ты не знаешь
что на небе
только и разговоров что о море
и о закате

разве не знаешь ты звук хлопающей двери
звук опустевшей комнаты
звук шагов по мраморному полу
и запах
запах старого дерева
что словно только ждёт
минуту
секунду
когда нерешительность
сменится боязнью неоконченности
когда капли моря уносимые ветром
вновь ударят в лицо

разве ты не знаешь
каков шаг вестников ничтожности
что где-то на глубине заката есть маленький уютный город
дом
с теплым яблочным пирогом
и
ласковым солнышком прикорнувшем на подоконнике

и что опустел он
знаешь
и что пирог немилостно остывает
остатки хрупкого пара разносят по округе секунды
доли секунд
тающего запаха
разносят знание
что свет от свечи в глубине
есть наша победа и наше раскаяние
что глаза мирно закрываются и открываются
и руки касаются новых миров и нового
утешающего отчаяния

а там
все наблюдают
за огненным шаром
за историей
и каплями моря
что всегда
всегда повторяются

тускло мурлыкает
чуть поворачиваясь
пластика
донес тихо с улицы ветер
запах осенней земли
пар из кружки укутал глаза
бегут по томным стенам
деревьев
тайны
да нелепые сны
шагов по лестнице
побежал яро тлеть
слепой уголёк

правда, что были богами мы?

щедро выжатый
из пластиковых листьев сок
горсть облака
и банка из-под кофе полная гвоздей
сознание
утра холодного
положить
упрятать в кошелёк
и поглядывать туда украдкой
прежде чем уснуть на миг в полупустом вагончике метро

дома домов
панельные вершины
воспетый голубем без лапки межфонарный дух
теплом любимых рук
когда же душу ты покинул
оставшись в пепельнице
соком
из нескольких
особенно святых
минут

покой сухого старого стола
модный
абсолютно прожитый сервиз
кружек
с верхом запаянным
без дна

сыграй с туманом в прятки
и не выиграй
в лужах потеряй закат
удушение
театр
блики
промозглый дым
колода карт

изученный мотив
быть озорными
падшими
быть в облаках
утопи в стакане
DVD-плеер
воздух утра разотри в руках

пусть плавятся холодные картинки
пусть в глазах играет синева
трутся двери поезда об узелки об крылья
и в прятки стало быть
никто не проиграл

лицезрение хладности солнца
— главная власть вавилонских седин
пусть бурлит позади
превеликое море
и да мечтал его сон возвеличить своим
не позволено светлому демону
здесь
реки роз
всё одно
wszystko jest jednym
но недополненность право тут есть

не Вас ли хватиться
отнюдь

мне нужна лишь чутких просторов свобода
и позабытая в прелести честь.

красное облако
одомашненный озноб бетона
соломенные островки
районы холода

чаша супа в руках
ветер стучит проемом двери
голова
большая голова луны показалась
играючи
нам

знаешь
крутились колёса пустых велосипедов
капли дождя падали за воротник голодные птицы руку клевали
спрашивая
кем же
кем стали они
кем стало окно оторванное ветром
кем стала ночь окраин усыпанных туманом лирикой пустотой черепов и полнотой одноразовых стаканов

холод накрывал
его густая шаль была роднее
чем кто либо существовавший в мире снаружи
чем кто либо живший в мире внутри
птичьи глаза упрямо пялились в лужу
белая рука упрямо сжимала плеер
с десятком затертых и выплаканных mp3

податливый ужас
будущее в кастрюле ржавой воды
открытая дверь храма
закрытая дверь во дворы
в горле тлеет комком сознания
память
гордая память
кем-то и где-то единожды протянутой руки
в глазах твоих заря утопала
на путях засыпались листвою следы
хворою соломой стелились пьяные сны
трезвые коробки
да на губах невиданная сладость

собою
накорми левиафана
напои холодной кровью
солнцу оловянному воздай хвалу
для усопшего тоска и червь награда
для воскресшего - разлитое вино

куда плывут туманы
куда плывут многоэтажные дома
в песочнице сегодня
мальчику
зеленый грузовик сломали
упала песенка
открылась комнатка
без стен ковром увешенных
без очевидного
конца

о эти маленькие рыбки
в солнцем залитой воде
на нас
они не смотрят

да
право

лики их
везде

сегодня
я написал отличный текст
про море вдалеке
про тающий туман
про ветер

но вот упала ночь
упала чашкой чая на столе
и предо мной теперь
лишь строки эти

метро вагон
прекрасный малый
сколько в нем играет слов
что когда-нибудь
может
и будут сказаны

но не сейчас

сейчас вагон катится мерцает
воздух струится по холодным деталям

когда-нибудь
может
из этих деталей каждая
узнает тепло солнца

но не сейчас

сейчас всё катится
и солнце и вагоны и детали

да пожалуй

сны случаются

закрой шторы
наполни кружку
включи разобранное сотню лет назад
густое радио
пусть за окнами
сирены пустыри калитки сумерки
пусть за дверями
тени
степное отчаяние
на осуждение судьбою осужденные старухи
мы будем таять и летать
здесь и сейчас
сегодня и послезавтра

треснут окна
разорвутся двери
разъедутся шторы
во имя великого детства
и наивного комсомола
войдут в пустые комнаты дождь и ветер
спросят нас
где мы
озадачатся
что мы

кружка остыла
полдень

солнце

да никто никуда
не делся

дрожь за дверями
               да у порога шёпот
сирень в тумане
              да огонь в земле
седой покой дороги изможденной
да церкви старой брошенная тень

в молитве пало всё
                            обледеневшей
туман застыл в картине с чердака
пусть замирают
               высохшие реки
пусть впредь умолкнут черные леса

пой
наконец
наш пьяный соловейка
в дурманом всласть устеленных кустах
дым на дворе
дым
чуть объятый пеплом
дым дней что утонули
                       в пламенных очах
пой наконец
наш пьяный соловейка
пока коптит в окне
                последняя
свеча


игра огней в лампадках отдалённых
охриплый голос
              старого отца
скажи мне батюшка
                         слаб человек
ничтожен
низки и путь его и силы и страна
так для чего же
в руки
черной кровью
мне
словно стекло любовь дана
так для чего же
старче
соловей да окна
зачем за жизнь радеющий дурман

все продадим или разрушим только
такая
приземленная судьба
пой соловейка
за окном бездонным
пой наконец
в робеющих лучах

пусть побегут по улицам вагоны
и по проспектам залетает пыль
скажи мне
беспризорник
для чего же
для чего же ты рассвет боготворишь
и что ты видишь в улицах холодных
что ищешь ты в витринах городских

огонь лампадки гаснет
гаснут окна
пой соловейка
что же ты
молчишь

Молчи
Молчи
Из всех дождей
Ты будешь самым
самым громким
Старый дом меж ярких дней
Стоит
безвременно заброшен
Капля
падает на дно
Но дно
в попытках уклониться
У него давно свой дождь
Дождь что самый самый тихий

Молчи
как стая мертвых птиц
Смотри в глаза
погибшим сказкам
Помни
как свято их творил
И утопай в объятьях
капель

Зачем ласкает ночью ветер
Листву у приоткрытых окон
Срывает с губ осколки песен
И растворяется бесмолвно

Твой взгляд
                 как он
Столь уходящий в ночь иль в синеву
Его признание
                         Сон
Способный начертать весну

И пусть летят
           Твой взор и ветер синих гор
В далекие безбрежные края
  Где нас согреет робкий разговор
И штилем выжженный корабль провозгласит
                           Земля

тает седой дождь
тает сиюминутность
вспорхнет и воспылает
на полу стекло
лежи
в своих обломках
смиренной ночью омовенный дом
дворец культуры
юность

прочти мне на ночь
священного писания
хоть пару строк
истлеют прахом
и дни и ночи наши длинные
так пусть виновен
в этом будет
бог

пустой туман
робеющий вагон
дрожащая всем телом густая тишина землицы
мечты окна и сумрак за окном
остывающее тело
непойманной лучами птицы

из памяти стекляшки
просятся домой

подушка из травы
ночь из придорожной пыли
фотоальбом без фотографий и страниц
к карману намертво прилипла нерукотворная зима
над нею мухами витают мысли
над ней бесстыже фонарь из тьмы повис

из памяти стекляшки
просятся домой

молитвослов
сжираемый червями
матрас с начинкою из сотен книг
а из нашего окна
видать
безукоризненных манер трамваи
что доверха набиты
ребятами без лиц

из памяти стекляшки
просятся домой

дворы
в солнечном
столь запоздалом сраме
слова из сказок
спетых так давно лишь раз
сжимать в руке свои стекляшки
и во весь рот смеяться славно

красивые они

как высоко
Луна

немые кружева пустой воды
стук мрамора по капле перестает быть нестерпимой мукой
какие странные лучи окна какие разбитные фонари
как тяжело дыхание как царственна разлука

и скрип двери
покажется
фанфарой
и встреча каждая
Голгофой воплотится
падайте
признания
раскалывайте прочь сухие лица
Мы лицезреть хотим
суждения слепого волокна
Мы сжать в кулак хотим святую нимфу
и хоть на миг терперь вернуться в те края
где сон наш пресвятой
оправданно
влюбился

почему весна так коротка
скажите мне
немые чайки
кричащие в бескрайней тишине

дворцы голодные скрываются во льдах
и каменеет едва заметный след
руки тепла на впредь опущенном плече

кто сеет страх
кому прислуживать готова вечная зима

где трепет пламени
где пепел
где сладка вода
хоть и давлеет
нет времени ломать и вопрощать

но все же почему весна так коротка
почему мосты огня в висках стучат

да и так уж ли важна
душа

зачерпывать воду робкими но большими вёслами
вжиматься в бескрайний теплый плед
в порой такие близкие
а всё чаще такие далеки плечи

упасть на мокрый песок
смотреть в пустое небо задаваясь пустыми вопросами
сжимать упавшие звезды в пальцах
спрашивая у них
где ты
но лишь шум тумана и капель туманом очищенных
таял надеждой
и отвечал игрой лунных лучиков
на пыльных переулках сложенных из белых кирпичей

рассвет
узнать росу на ресницах
узнать холод безликого ветра
протягивать руки к лодке и вёслам
к потерянному в сотнях речек
небезразличию
к уютному
большому пледу

скрип асфальта
кружка сонных планов
оглоблю — пропащему
кирпич — глазам

прыгает по полю
холод
опохмельно нажитый
туннель обезумевший
расширяется
долой
мелодий горько-жалобных
ему и не надобно
туннель ищет сладости
холод ищет боль

ночь проворная
кому теперь послужишь ты
коль в доме
ни ко го
растения ёрзают
по славным томным полочкам
они и не ведают
что за окном
окно

катится вертится
дверь горемычная
в кулаке послание
стрижам погибшим всласть
новые здания
кварталы праздные
посыльные
памяти
пахнут прохладою
готовы
пустовать

ровно и праведно
бусины
капли
падают
ночь проворная
собери же их!

в руке
черти
  ландыши
сгниют
податливо
не это ли
познание
это ли не жизнь

колючие статуи
прохожие горбатые
трепетно ползают
ищут фонари
негодуют рабочие
негодуют матери
благо пот осознания
стирает глотки им

ночь проворная
холод пылью плавленый
пожирают вилами
книги без страниц

как же здорово
как же радостно
что все мы здесь
сегодня собрались

эх, проказники!
эх, калачики!

сжимай
   туннель
                  мерцания
выдавай
святых